Ян Яновский: «Западные санкции все-таки больше помогают»
Несмотря на то, что мы с семьей периодически живем в разных странах мира, центром всех моих интересов, особенно сердечных, остается Россия. Мне очень близко и интересно всё, что происходит в России, меня это одновременно завораживает и мотивирует. Искренне хочу помогать и улучшать многие вещи, мои возможности и ресурсы это позволяют. Также являюсь сооснователем и куратором проекта Global Shapers Всемирного экономического форума в России. Идея пришла во время общения с основателем Всемирного экономического форума профессором Клаусом Швабом. В какой-то момент стало удивительно, что российская молодежь не настолько активно вовлечена в процесс обсуждения важнейших проблем современности. В результате и было создано общество молодых и талантливых профессионалов, которое связало российскую молодежь со сверстниками из других стран.
— Российская и западная молодежь мыслят по-разному?
Я достаточно долго работал в банковской сфере, но помню компанию «Евросеть» и ее подход к работе с сотрудниками. В памяти всплывает довольно известный плакат с фразой «вакуум заполняется го**ом». К сожалению, именно подобный «вакуум» сейчас существует среди российской молодежи, и с этим нужно что-то делать.
«В ближайшее десятилетие мир сильно изменится, многие профессии перестанут быть актуальными».
Яновский рисует перед Гуревичем перспективы будущего
К примеру, я люблю современное искусство, слежу в том числе за российскими художниками, и для меня очевидно, что многие из них не готовы к объективным оценкам мирового арт-сообщества. Аналогичная ситуация прослеживается и в других сферах. Многие молодые люди живут в собственной зоне комфорта, некой российской парадигме, которая изолирует их от внешнего мира, делает его сложным и непонятным.
Действительно, зачем что-то кому-то доказывать за пределами России, если и так всё хорошо. Как говорится: «Если не сидел в «мерседесе», то «запорожец» кажется хорошей машиной». Именно поэтому, создавая первый Global Shapers Hub в Москве, я хотел, чтобы российская молодежь лучше понимала актуальную глобальную повестку и чтобы было вовлечение в мировые проблемы. К примеру, если в мире более или менее знакомы с целями Sustainable Development Goals (SDGs), то в России в общем и целом о них известно не так уж много, и, на мой взгляд, это надо исправлять. Отчасти поэтому я являюсь главой российского подразделения международной социальной инициативы Global Dignity. Подобная программа предполагает, что дети обсуждают в школах, что такое достоинство, со сверстниками со всего мира. Убежден, что «вакуум» — это страшная вещь и его необходимо разрушать.
Ян Яновский родился в Москве. На 100 % еврей, подтверждено ДНК-тестом. Отец — врач челюстно-лицевой хирургии, происходит из известной династии стоматологов. Мама — экономист. Бабушка — преподаватель русского языка и литературы. Начал учиться в Москве, затем перешел в частную гимназию под Парижем. Высшее образование получил в США. Несмотря на то, что говорил по-французски, был принят без экзаменов в Фордемский университет в штате Нью-Йорк. Получил степень бакалавра по экономике с высшей степенью академического отличия, единственный из своего выпуска. В университете стал одним из основателей еврейского общества, идейным вдохновителем местной еврейской жизни. Ему выделили профессора напрямую из Yeshiva University, чтобы совместно вести классы.
Имеет две магистерские степени: степень по международному менеджменту с отличием в Школе глобального управления Thunderbird в Глендейле и степень MBA в Школе бизнеса Фордемского университета.
Работал руководителем проектов по корпоративным финансам в Central Europe Тrust.
2005 г. — управляющий директор «Росбанка».
2007–2010 гг. — управляющий директор «Объединенной промышленной корпорации».
C 2010 года — основатель и управляющий партнер First Nation Societe Bancaire (FNSB).
С 2012 года — независимый член консультационного совета ООО «Руснано Капитал».
В 2014 году совместно с бизнесменом Дмитрием Ямпольским основал инвестиционную группу W1 Partners.
Президент экономического общества университета Fordham, вице-президент ассоциации выпускников Thunderbird в России.
С 2013 года входит в правление фонда помощи хосписам «Вера».
В 2015 году вместе с Гором Нахапетяном и Дмитрием Ямпольским выступил соучредителем фонда «Друзья».
— Как обстоят дела с этим «вакуумом» в последние годы?
Сегодня скорость развития технологий настолько велика, что реакция и мировоззрение нынешнего поколения сильно отличаются от предыдущих. Поэтому для поколения 40+ «вакуума» больше, а для нового поколения, 15+, ситуация иная. Они мыслят иначе, у них другие ценности и социальные границы, и это замечательно. К примеру, недавно помогал заполнять заявку сыну своего друга для общежития Нью-Йоркского университета и обнаружил, что там более 17 видов сексуальной ориентации. На мой взгляд, именно такие примеры указывают на то, что молодое поколение совсем иное. Поэтому я и создал с друзьями фонд «Друзья», последние 10 лет входил в состав правления фонда «Вера» и убежден, что необходимо больше вкладываться в благотворительность и разрушение этого «вакуума».
Одновременно меня продолжает смущать тот факт, что, согласно социологическим опросам, слишком большой процент российской молодежи хочет трудиться в прокуратуре и госбанках, а не в инновационном или высокотехнологичном секторе. Подобное указывает на то, что есть над чем работать. Впрочем, несмотря на этот «вакуум», я также придерживаюсь точки зрения, что западные санкции все-таки больше помогают, чем вредят. Именно они позволили привлечь внимание к проблемам внутри страны и многим сферам экономики, таким как сельское хозяйство и отдельные направления стартапов.
В целом же проблема «вакуума» не уникальна для России. У меня есть большие вопросы касательно качества современного образования, в том числе и самого дорогого в частных вузах США, и его адекватности в современных реалиях. Нынешняя система образования существенно не менялась с прошлого века, а стремительное развитие новых технологий указывает на то, что фундаментально должны поменяться и роль учителя, и подход к обучению. К примеру, учитель теперь должен быть не только «поставщиком» информации, но и ментором, помогать своим студентам научиться фильтровать и анализировать информацию. Одновременно мне непонятно, почему обучение в школе должно длиться 10 лет, а бакалавриат — 4 года. Моему сыну всего три года, но я уже сейчас начинаю думать о том, как предоставить ему максимально хорошее образование. Недавно мы с женой начали изучать школы в США, Голландии, России и других странах и пока что смогли найти только одну школу в Голландии, которая соответствовала бы всем нашим требованиям.
Важно понимать, что в ближайшее десятилетие мир сильно изменится. Многие профессии перестанут быть актуальными, и непонятно, как и к чему нам готовиться. Никогда раньше мир не менялся столь стремительными темпами. В этом есть и риск, и одновременно возможности. Многие люди, к сожалению, не задаются такими вопросами, и для них существует бренд университета или страны, а это, на мой взгляд, не факт, что поможет с профессиями в будущем. К примеру, я по профессии инвест-банкир, и сейчас такой специальности уже, по большому счету, почти не существует, аналогичная участь в скором будущем постигнет и бухгалтеров, и юристов.
— Каким же должно быть образование будущего?
Затрудняюсь так сразу ответить, но, пожалуй, самый близкий пример — это школьная система в одном из учреждений в Голландии. Там пятилетние дети получают в понедельник задание и должны выбрать, с кем из класса они будут в команде его выполнять, а в пятницу их просят отрефлексировать, что у них получилось в командной работе, а что нет, и почему. Подобный подход развивает навык, который так или иначе останется наиболее важным, а именно умение работать с людьми и работать в команде. Это и является важнейшим фундаментом развития личности.
— Можно ли научить креативу?
Да, считаю, что можно. Должны быть определенная методология и погружение в процесс. Почти год я мотался по миру, изучал этот вопрос в лучших школах и университетах, искал новые образовательные практики. Пожалуй, одним из таких примеров является школа в Амстердаме, которая основана выходцами из консалтинговой компании McKinsey & Company и известной киностудии Pixar. В этой школе нет лекций и прочих стандартных систем обучения, всё основано на так называемых eye-openers, которые дают интересные инсайты. Вдохновившись этим опытом, мы и открыли Московскую школу профессиональной филантропии, первую в России образовательную институцию, где можно научиться руководить НКО. В целом же любой образовательный опыт помимо навыков должен давать трансформацию, и поэтому в основе моей школы лежат три концепта: мировоззрение, навыки и знания. К примеру, формирование верного мировоззрения должно позволить человеку поверить в себя и свои возможности. Люди должны научиться мечтать, и это, на мой взгляд, должно быть основной функцией образования.
— Что думаете относительно детей бизнесменов и того, что очень немногим удается сохранить и уж тем более приумножить семейное благосостояние?
Последние несколько лет я занимаюсь исследованием, которое должно показать, как лучше передавать накопленные активы по наследству. Мы исследуем семьи в США, арабских странах, Голландии, где уже пятое поколение «денег», и в России, где первое поколение всё еще у руля. Существует убеждение, что третьему поколению особенно тяжело сохранить деньги, и это очень большая ответственность для первого поколения. Основатель династии должен привить такие культуры и стандарты, которые позволяли бы последующим поколениям сохранять и приумножать накопленный капитал.
— Как обстоят дела в еврейской общине России? Знаю, что вы активно участвуете в благотворительности.
Не могу прокомментировать в полной мере ситуацию в еврейской общине, но убежден, что дела обстоят очень хорошо. На прошлой неделе впервые побывал в еврейском центре в Жуковке и был до глубины души потрясен увиденным. Космические пространства здания, первоклассный детский сад и другие особенности — большие молодцы!
Одновременно я не отделяю еврейскую благотворительность от какой-либо другой и не могу помогать только евреям. Для меня все люди равны, а помощь нужна всем в одинаковой мере. Поэтому мне приятно видеть, что в России в целом растет уровень вовлеченности в благотворительность, и я рад, что мой фонд «Друзья» также вносит свою лепту. У россиян большое сердце, и несмотря на то, что история благотворительности у нас короче, чем в странах Запада, уверен, что всё в итоге наверстаем.
Возвращаясь к вопросу об общине. Моя жена — еврейка, дети — евреи, родственники — евреи, много друзей из общины, поэтому я активно помогаю в развитии еврейского образования. К примеру, сейчас участвую в инициативной группе по формированию стратегии развития еврейского университета. Пока не могу много говорить об этом проекте, но убежден, что если получится реализовать всё задуманное, то мы сможем изменить в лучшую сторону систему университетского образования. jm
Ян Яновский: «Моя задача — оставить своим детям мир в лучшем состоянии, чем я получил его от родителей»
Начнем сразу же с инфоповода. Как вы помните, специально для экспозиции Vis-a-Vis («Лицом к лицу») и благотворительного аукциона в пользу фонда «Друзья» художница Мария Серебрякова в коллаборации с ALROSA Diamonds создала уникальную ювелирную скульптуру «Капли». Впервые ее показали публике 22 мая, на открытии предаукционной выставки в Московском музее современного искусства. А сразу после вернисажа скульптуру переместили в бутик бренда в Столешниковом переулке. Теперь каждый желающий может увидеть это произведение и приобрести его на сайте аукциона: завершается он 4 июня 2023 года.
Вырученные от продажи средства направят на развитие благотворительных программ фонда «Друзья» — Московской школы профессиональной филантропии и платформы интеллектуального волонтерства ProCharity.
Мария Серебрякова. Ювелирная скульптура «Капли»-
Мне приятно, что Posta-Magazine был одним из информационных партеров выставки. Сразу после нее мы поговорили с одним из учредителей фонда «Друзья» Яном Яновским — о том, почему помогать другим особенно важно в это непростое время, как сейчас. А еще чуть-чуть о путешествиях, новых реалиях, настольных книгах и о важности «своих» людей рядом.
Татьяна Сабуренкова: Ян, мы так давно не видели мероприятий вашего фонда в Москве.
Ян Яновский: Да, фонд «Друзья» молчал полтора года. Поэтому нужно было возвращаться в светскую и культурную жизнь Москвы с правильной тональностью и на высокой ноте. По-моему, у нас получилось. Я очень рад, что увидел на выставке своих давних близких друзей и друзей нашего фонда, которые, несмотря на частые разъезды, в этот вечер были с нами. Сейчас так стало сложно с быстрыми перелетами между странами — нам повезло, что даже те, кто в это время обычно находится не в городе, оказались в Москве и, на счастье, пришли к нам на выставку.
Недавно в разговоре со своим старшим сыном, которому скоро исполнится семь, пытался сформулировать разницу между туристами и путешественниками. Есть такой формат поездок escape life, а есть — experience explorer. И этим сильно отличаются люди. Турист убегает от жизни, а путешественник хочет ее прочувствовать. Жизнь — это тоже путешествие. Вопрос в том, с кем ты в него идешь.
Теперь стало гораздо сложнее планировать поездки, особенно короткие…
Я девять лет жил в Нью-Йорке, так что для меня долгие перелеты не проблема. Одна беда — в самолете появился вай-фай. Лично для меня формат наших разъездов мало поменялся: я как путешествовал много, так и продолжаю. Мы постоянно живем то здесь, то там, хотя основная база все равно находится в Москве. К примеру, мой сын посетил уже 29 стран, учитывая отсутствие поездок в пандемию, включая Китай, Филиппины, Америку, и он уже вошел во вкус! Повторюсь, жизнь — это приключение и большое путешествие, и важно только то, с кем ты его проживаешь, кто рядом.
Все сейчас говорят о том, что тональность качественных мероприятий в Москве поменялась. Ты согласен?
Да, тональность праздников должна была измениться — и искусство как раз дает эту правильную интонацию, которая позволяет нам самим себе сказать: да, нам комфортно с этим прийти к нашим любимым друзьям, попечителям и донорам, к бизнесу, к брендам. Мы не хотим больше молчать. Не можем себе позволить, так как нашему фонду необходимо продолжать работать над системными изменениями в благотворительности, а мероприятия для нас — это главный источник ресурсов.
Технически расскажи про этот проект? Человек приходит на выставку, смотрит и может сразу что-то купить?
Было так. Мы пошли к нашим друзьям и сказали: «Вы коллекционеры, у вас много интересного искусства, но у каждого есть что-то, купленное на эмоциях — то, что стратегически не вписывается в коллекцию. Это потрясающее искусство, но оно не на своем месте. Будет ли у вас желание и возможность отдать такие работы фонду „Друзья“ для тихого аукциона?» Ксюша Собчак через пять минут сказала, что отдает работу, которую купила на Art Basel в Майами. Алена Долецкая, Марина Жигалова, Петр Жуков, Александр Раппопорт, Света Бондарчук… список откликнувшихся я могу продолжать бесконечно долго! Работ собралось так много, что нам понадобился сильный куратор. Так к нам присоединилась Алина Пинская.
То есть это изначально не связанные между собой работы?
Мы задали тему — «Визави», то есть «Лицом к лицу», про то, как человек остается со своими проблемами один на один. А что делают благотворительные фонды? Приходят и берут тебя за руку, чтобы помочь с ними справиться. Точно так же работает искусство, помогая пересмыслить действительность, по-другому взглянуть на происходящие в ней изменения. Чьи-то работы мы не взяли — по мнению куратора, они не вписывались в эту концепцию. Потом мы пришли за помощью к Васе Церетели, и он выделил для нас потрясающее пространство музея MМOMA — два зала, где Алина распределила работы. По составу экспозиции один получился более классический, второй — смелый и молодой. Ну а затем уже к нам присоединились партнеры и помогли дополнить выставку дизайнерскими и художественными объектами своих брендов, в том числе и наши друзья из ALROSA Diamonds, Hutton, Marvis и другие.
«Алроса», кстати, редко участвуют в таких историях.
Да, но доверяют нам как друзьям. Важно: то, что мы делаем, — это про умные деньги, и «Алроса» разделяют этот принцип. Поэтому мы и совпали. Мы за красоту, эстетику и профессионализм во всем, что мы делаем. Они — тоже: про умные деньги, правильное вложение, фундаментальные ценности. Но дело ведь не только в материальных вещах. На наши события люди приходят, чтобы оказаться рядом с друзьями или встретить своих единомышленников. Они приходят пообщстья и не могут наговориться, просто часами не расходятся: как ты помнишь, всю выставку можно обойти за 20 минут, но мы в тот вечер не закрывались до полуночи! Это само по себе бесценно.
А что нужно для того, чтобы люди не расходились, хотя в приглашении стояло с 19:00 до 22:00?
Нужно развлечение со смыслом. Поэтому мы пригласили с нашей платформы ProCharity «Упсала-Цирк» — это фонд, который поддерживает ребят со сложной судьбой в Питере, забирает их с улиц и дает им цирковую профессию. В ходе подготовки к открытию выставки благодаря нам команда «Упсалы» познакомилась с другим ключевым парнтером события Hutton. В результате этого знакомства при поддержке бренда молодые артисты подготовили для вечера потрясающий зрелищный перформанс DUO.
Нужна красивая и концептуальная зона отдыха гостей? Помогли «Сибур», предоставив для нее дизайнерскую мебель российского бренда Eburet из переработанного пластика, точнее из экоматериала Vivilen. Нужна вода? — Только стекло Edis и никакого вредного пластика. Бар с вкусными стильными коктейлями делает самый ответственный и эстетичный бренд зубных паст Marvis. А если украшать пространство живыми цветами, то только сезонными и полевыми от ArtBox, минимизируя экослед и ущерб природе. Именно так и собирается команда единомышленников, рождаются коллаборации и настоящая многолетняя дружба!
Как ты считаешь, почему сейчас все самое крутое и востребованное обязательно ассоциируется именно с искусством? Самые сильные мероприятия в городе — уж точно.
Covid посадил нас по домам, а когда сидишь и постоянно работаешь дома, хочется, чтобы в этом домашнем пространстве было красиво. И поначалу интерес к искусству был интересом к некоему украшательству. Люди стали покупать в свои квартиры и дома интересные предметы искусства, каждый по своему карману. Сегодня искусство точно вошло в наш дом. Хотя у меня оно было всегда: на стенах висит лишь малая часть того, что есть у нас в коллекции. Но изначально мысли об искусстве — это желание заполнить стены, а потом ты постепенно погружаешься в этот мир.
Я, например, как-то попал на арт-ярмарке в Вене на лекцию к своему другу Игорю Цуканову — он профессиональный коллекционер. С огромным интересом я узнал, как системно подходить к созданию частной коллекции. Вообще системность важна во всем, что ты делаешь, в любом аспекте твоей жизни — и в бизнесе, и в личной жизни, и в благотворительности.
А как в благотворительности важна система, объясни?
Расскажу историю. Первая программа фонда «Друзья» называлась и называется «Команда профессионалов»: когда к нам приходят фонды, экспертный совет их отбирает, а мы должны им помочь с новым видением, с фандрайзингом, понять, где узкое горлышко в команде, подобрать сотрудников и нанять их за свои деньги на следующие два года.
Так вот, на стратсессии с одним фондом, который занимается редкими орфанными заболеваниями, мы спросили, какая у них мечта (не люблю говорить чопорными словами типа миссия). И нам ответили, что самая большая мечта — чтобы в России был такой же уровень ухода, как в Германии и в Англии, чтобы можно было адресно помогать этим людям. А мечтать о том, чтобы победить это заболевание они забыли — потому что видят проблему немного зашоренно. Но ведь можно работать системно, заболевание исключить, или проводить внутриутробную диагностику, чтобы дать возможность родителям знать об этом заранее, подготовиться самим или добиться системной помощи государства. Для меня вот в этом система. Не адресно решать, а глобально.
Когда я много лет состоял в Правлении фонда «Вера», у нас с Нютой была задача: выстроить работу так, чтобы слова «паллиативная помощь» знали не десять человек в городе, а вся страна. Чтобы это было не про один хоспис, а про системное развитие паллиативной помощи каждому человеку, которому она, к сожалению, понадобилась в жизни. И я преклоняюсь перед Нютой — она это выстроила во многих регионах нашей страны, зная, понимая и имея экспертизу на развитие одного хосписа.
Ты согласен с тем, что, когда случается беда, первыми страдают именно те, кому нужна помощь? Люди начинают думать про себя, закрываются — и многие фонды говорят о том, что помощи поступает меньше. Потому что люди сами пребывают в шоковом состоянии. Как с этим сейчас?
Где-то процентов на 30 мы видим снижение финансовой помощи благотворительным фондам в России сейчас. Это связано с разными факторами. У очень многих уехали доноры из страны. У кого-то уехали сотрудники — те, кого они растили, настоящие профессионалы. Но наша Московская школа профессиональной филантропии работает уже пять лет, есть две большие программы. Одна из них — для лидеров НКО, где мы обучаем, как руководить некоммерческой организацией. По сути, это МВА для НКО: восемь модулей, защита дипломов — и люди выходят, понимая, как выстроить бизнес-процессы внутри НКО. Вторая программа — для менеджеров. Сейчас в комьюнити — более 700 человек, это студенты, эксперты, профессура. Они обмениваются опытом, помогают друг другу, делают совместные проекты. Это огромная сила, которая должна развивать индустрию благотворительности в России. И сейчас наше комьюнити оказалось и в Армении, и в Грузии, и в Израиле — и это непросто. Да, они создают новые проекты там, и мы рады, что наше дело развивается, при этом миссия фонда и школы — развивать системную благотворительность в России.
Как ты объясняешь друзьям, партнерам: почему в сложное время все равно нужно помогать другим?
Мы же не живем в вакууме. Вышел на улицу из квартиры — все, ты часть общества. И можно сколько угодно говорить, что ты живешь в своем пузыре, шутить про то, есть ли жизнь за пределами Садового. Любимые Патриаршие — это не весь наш мир. Моя задача — оставить своим детям мир в лучшем состоянии, чем я получил его от своих родителей.
Моя задача — оставить своим детям мир в лучшем состоянии, чем я получил его от своих родителей.
Ты хорошо сформулировал миссию. Если бы у всех была такая задача, как у тебя…
Потому что никто не может изолироваться. Можно закрыться за забором на Рублевке, можно сделать все, что угодно — но реальность догонит тебя везде. Мы не можем изменить завтра, но можем изменить послезавтра. Мне кажется, наша задача — делать то, что мы можем. Да, что-то от нас не зависит, но на что-то мы можем повлиять. Я понимаю, что я могу сделать так, чтобы индустрия благотворительности в России менялась, чтобы устанавливались отношения между бизнесом и НКО, чтобы в фондах началось долгосрочное планирование, а программы развивались. Чтобы люди, которые раньше и не думали о работе в благотворительности, приходили работать в фонды и оставались в них надолго.
Какие из недавно прочитанных книг ты бы посоветовал людям, которые в это время непростое занимаются бизнесом, стартапами?
Давай вернемся к началу нашего с тобой разговора, про туристов и путешественников. Когда ты в путешествии по жизни, тебе важно идти вместе с кем-то — это и про друзей, и про близких, и про партнеров. Поэтому я бы выдели две книжки. Одна — книга моего друга и соучредителя фонда «Друзья» Гора Нахапетяна «Тандемократия» — про то, как важно для многих быть в тандеме со вторым человеком, и про то, что успех человека, раскрытие талантов и максимизация возможностей происходит именно в паре, в тандеме.
Но, кстати, почему не все могут работать в тандеме? Разная психология?
Продолжим рекламную паузу. (Смеется.) Тогда еще одна книга от близких, теперь уже от моей жены Лены Фейгин — она профессиональный психолог, как раз сейчас защищает PHD по психологии в Вене. И вот Лена недавно написала книгу «Хочу быть мамой и папой тоже» — про тех, кто думает стать родителями, как к этому готовиться, как думать о детях. Первые сто страниц посвящены системе психотипирования, где она рассказывает, что все мы разные: одним хорошо одним, а другим нужно жить в паре, и те, и те — в норме.
Может быть, это звучит очень громко и нагло, но мы с женой ни разу не ссорились. А знаешь почему? Потому что обычно как происходит ссора? Я нормальный, я что-то делаю и думаю, что второй человек тоже нормальный, то есть будет точно так же реагировать на это действие. Но все мы разные и по-разному на все реагируем, и в этом главная нормальность. И когда ты можешь, понимая психотип человека, понять его реакцию на то или иное действие, и ее отчасти предугадать, уходит конфликт. Вот ты идешь по улице, ты заблудился и спрашиваешь: «Как пройти?» Один тебе скажет: «Значит так: 300 метров прямо, 200 налево, 100 направо». Второй тебе нарисует, как пройти. А третий скажет: «Вы идите прямо — и там будет такое красивое дерево…» И уже по этому понятно, как человек думает. Вот например сотрудники моего family-офиса, которые работают с крупными клиентами на ежедневной основе, проходят у Лены обучение — чтобы понимать, как правильно с ними общаться.
Когда я был маленький, у моей мамы в офисе висел плакат: «Прежде чем сюда зайти, подумай, нужен ли ты здесь»…
Сейчас многие работодатели видят, и я в том числе, что приходят устраиваться на работу молодые люди, которые прекрасно понимают, что хотят получить, но даже не задумываются о том, что могли бы давать они сами…
Да, это моя вечная боль и проблема. Для меня важно брать людей на работу порядочных, мотивированных, а не просто людей, которые хорошо выполняют свою работу.
Как ты тестируешь кандидатов? Какие вопросы задаешь?
Моя жена всегда говорит, что у меня есть чуйка, просто я часто ей не пользуюсь, не доверяю. Но когда человек хороший, я это сразу вижу. И дальше ты уже можешь как-то докрутить, понять по вопросам. Но в целом хорошему человеку дать специальные навыки возможно, а профессионала, если он плохой человек, сделать хорошим невозможно. Как сказала моя подруга, покупавшая дом в Италии, который нужно было полностью перестраивать: «Яновский, запомни, вид построить невозможно!»
Дом перестроить можно, а вид — нет.
Золотые слова!
Время для нас всех — главный ограничивающий ресурс, и нужно идти по жизни, чтобы рядом с тобой были люди, с которыми тебе приятно, комфортно, интересно, чтобы по энергетике ты с ними совпадал, по химии. А тратить время на плохих людей — зачем?
Что такое для тебя роскошь? New luxury — что это? Отели с солнечными батареями, которые экономят энергию? Впечатления вместо вещей?
Для меня иметь возможность выбора, выбирать свободно — это роскошь. За это я готов платить. Для меня очень важно иметь возможность передвигаться во времени и в пространстве так, как я считаю важным и нужным, интересным для своей семьи. Для меня privacy — это роскошь. Вот, кстати, в Израиле (сейчас меня закидают камнями) ощущения privacy нет — все к тебе подходят очень близко. Нет дистанции.
А что ты думаешь про то, что сейчас каждый учит, почти каждый занимается личным брендом, продвигает? Как кто-то написал недавно пост: «Ребята, а есть обычные люди тут? Не блогеры, не звезды, не инфлюенсеры…» Ты чувствуешь, что сейчас все пытаются себя продать как личный бренд?
Мне непросто ответить на этот вопрос, потому что мне всегда было сложно встроиться в какую-то структуру. Как-то давно я работал в одной большой корпорации управляющим директором, и на меня пытались надеть значок корпорации. Я просил: не надо меня брендировать, я сам по себе. Они даже сделали для меня специальный значок из бриллиантов, клянусь, но для меня вопрос не в том, из чего он сделан: я — Ян Яновский, я сам по себе какой-то маленький бренд, и кто меня знает, тот знает.
У меня есть друзья на высоких постах, но не все из них понимают, что важно не путать: перед тобой в ноги падают — или перед твоим креслом, перед твоей должностью. Я никогда не занимал никакого высокого госпоста, поэтому я понимаю, что со мной общаются, потому что я это я. И мои друзья знают, что я с ними дружил всегда, независимо от того, какую должность они занимают. Главное — не должность, главное — человек.
Ян возвращаясь к «Друзьям», что сейчас важно для фонда? Какие цели у вас на ближайший год?
Я считаю, что наш фонд стабильно развивается, потому что у него есть глобальная долгосрочная цель — профессионализация благотворительной индустрии. Ведь если нет большой мечты, нет и попутного ветра.
Вот например наша платформа ProCharity — это юристы, финансисты, HR-консультанты, переводчики, которые каждый день помогают своими навыками pro bono больше, чем 800 российским фондам. Это огромная махина! Наш фонд дает им эту возможность, создавая удобную технологичную площадку — одновременно для тех, кто хочет помочь, и тех, кому нужна помощь. Получается, что через платформу наш фонд помогает всему сектору, и нашей целью на ближайший год является масштабирование этой помощи — через совершенствование платформы как продукта, применение AI-технологий, расширение команды. Ну и конечно, мы продолжим развивать тренд на интеллектуальную помощь среди неравнодушных и талантливых профессионалов.
Школа филантропии тоже стремительно развивается и набирает уже шестой поток студентов на лидерский курс — тех, кого мы называем агентами или лидерами социальных измененений. Параллельно с численностью alumni растет сообщество новых попечителей, партнеров, экспертов и преподавателей. И снова мы создаем площадку для обмена опытом, получения новых знаний и выстраивания коллабораций, эффектом от которых становится заметное, системное, положительное социальное изменение.
Для меня всегда была важна визулизация цели, к которой мы идем. Мы придумали, что «Друзья» — это архитекторы взлетных полос, с которых взлетают новые благотворительные проекты. Они сами взлетают, они сами поднимаются, но мы им даем взлетную полосу, мы их структурируем и поднимаем их вверх.
Я закончил в Нью-Йорке Католический университет ордена иезуитов, и там я помню такой слоган: мы развиваемся, мы поднимаемся, поднимая других. И это тоже про нас!
А наш кавказский соучредитель Гор Нахапетян говорит, например, про Школу филантропии так: «Мы изначально готовим из каждого студента правильной формы шампур, на который потом нанизываем шашлык в виде знаний, скилов, связей и других ценных ресурсов». У нас у каждого своя аллегория — но при этом мы совершенно дополняем друг друга. Мы путешественники, и идем по жизни, взявшись за руки. Поэтому в финале я хочу искренне пожелать каждому вашему читателю найти в жизни и в бизнесе таких же друзей, каких удалось найти мне.
Ян яновский кто это такой
В хронике часто мелькает на светских мероприятиях некто Ян Яновский и его жена Елена Фейгин. Решила погуглить кто это, но кроме общей инфы, что он финансист, а она психолог и психотерапевт ничего толком нет. Но есть куча интервью в разных журналах-междусобойчиках, знаете, такие, про которые широкий читатель не знает, а на обложках сплошь «звезды» типа Якимчик или Котелюх. И стало понятно, что он не простой парень. Интервью про роды в Монако (2018г) показалось интересным. Не факт, что среди нас есть люди похожего достатка и кто вдруг решит вместо Лапино поехать на лазурный берег (хотя why not?), но для общего развития думаю кому-то будет любопытно прочесть эту статью из журнала Prime Traveller и понять лучше что за персонаж, какие у него связи и возможности и почему его так часто и охотно фотографируют и зовут на всякие вечеринки. Ну и про Монако тоже.
Давайте начнем с того, почему Монако?
Ян: Американское гражданство у Йозефа ( я так понимаю по маме. примечание Urania ) и так есть, а мои бизнес-интересы сосредоточены в Европе. Поскольку мы планировали после родов остаться на полгода там, где будем рожать, для меня было важно наличие возможности без проблем улетать по работе. Монако в этом смысле идеально: от Москвы три часа, три рейса в день, да и друзья часто летают частными бортами, по Европе летать еще удобнее. И потом не все меня понимают, но, по-моему, когда в свидетельстве о рождении написано Монако, это прикольно. Там всего -то 900 детей в год рождается!
А какие-то практические бонусы это дает?
Ян: Во-первых, в честь каждого рожденного в княжестве ребенка принято сажать дерево. Все задают один и тот же вопрос – видели ли мы уже это дерево. Отвечаю – нет, не видели, но у нас есть сертификат, что мэрия Монако в честь Йозефа Яна Яновского посадила дерево. А поскольку в Монако каждое дерево имеет свой номер, его, наверное, не трудно найти. Во-вторых, раз в квартал мэрия Монако выпускает местный журнал со списком всех, кто родился за это время. Это мелочь, но весьма приятная.
Лена: И потом Йозеф родился в июне – конечно, проводить все лето в Москве совсем не хотелось, а с крошечным младенцем никуда не улетишь.
Ян: Лена много работает, у нас активная социальная жизнь, нам хотелось вырваться из этого бешеного ритма и насладиться последним сроком беременности в спокойной обстановке. Хотя работать Лена все равно не перестала – на второй день после родов она уже принимала по скайпу пациентов.
Лена: Ну а что делать, если Йозеф спит все время (смеется).
Ян: В общем, мы уехали в апреле и прекрасно путешествовали весь май – Сен-Тропе, Канны, Сан-Ремо.
А как в Монако обстоят дела с медицинской стороной вопроса?
Ян: Тут, надо признаться, нам совсем не сразу все понравилось. Мы привыкли к «Лапино», где Лена наблюдалась у нашего близкого друга Марка Аркадьевича Курцера – там чисто, красиво и все относятся к тебе с большим трепетом и заботой. А в Монако больница всего одна – довольно старенькая и с очень своеобразным отношением. Лена за всю беременность ни разу не заплакала, а тут расплакалась прямо в больнице, когда медсестра заявила ей: «Вы во Франции. Пожалуйста, говорите по-французски». Но я, к счастью, вспомнил, что по работе общался с офисом премьер-министра Монако, и по старому обычаю написал ему письмо . Через десять минут нам позвонил директор больницы, сказал, что вышло абсолютное недоразумение, и с этого момента все пошло прекрасно.
Лена: И все внезапно заговорили по-английски, причем очень вежливо.
Вас такое не слишком удачное начало не смутило?
Ян: Мы съездили в Ниццу, в Hôpital Lenval. Но там уровень разводки пожиже: вот эту палату можно снять за несколько десятков тысяч евро, ведь именно здесь рожала Анджелина Джоли. А еще за вид на море лучше тоже доплатить – если женщина рожает без вида на море, это очень, очень плохо. И мы вернулись в Монако – не менять же целую страну на какой-то областной центр. Главный гинеколог Монако, который обслуживает королевскую семью, любезно сообщил нам, что готов принять роды в любой день, кроме 5 июня, – в этот день у него марафон Iron Man. По плану Лена должна была рожать 18 июня, поэтому мы решили, что нас такой вариант устраивает, и радостно согласились.
Дайте угадаю, что случилось.
Ян: Естественно, ровно в 00:00 5 июня у Лены отошли воды. Принимать роды вызвали заместителя главного гинеколога. Он пришел в палату прямо с ужина – в костюме, в галстуке, разве что руки помыл. Лене сделали эпидуральную анестезию и сказали, что рожать она будет утром. А нам с моей мамой, которая нас сопровождала, предложили отправиться в VIP-палату и поспать. В 9:30 нас разбудили и пригласили к Лене. Еще в коридоре я услышал какую-то русскую музыку и, мягко говоря, удивился. Напрасно – они просто принесли колонку, чтобы Лена могла слушать музыку со своего телефона. Сразу вслед за мной в палату вошла акушерка (а главная в родах именно она, при отсутствии осложнений можно вообще обойтись без врача) и воскликнула: «Месье, у вас же завтрак, а вы еще не ели!»
И нам с мамой в родовой блок принесли кофе, печенье и круассаны, чем окончательно привели маму в ужас. Я не планировал присутствовать на родах, но все произошло так стремительно, что, когда я повернул голову, весь персонал был уже переодет, полстола куда-то уезжало, Ленино кресло поднималось вверх, а сама Лена звонко смеялась: «Ой, каруселька!» И не успел я подумать, что у моей жены крыша в пути, как ко мне обратились: «А теперь перережьте пуповину». И тут же в палату вошел педиатр и сказал: «Я могу осмотреть ребенка, но ему сейчас важнее быть на груди у матери. Давайте я зайду через час». И ушел. Через час он действительно вернулся, осмотрел Йозефа и отправил Лену в палату. Не знаю, как эта расслабленность повлияла бы, если бы что-то пошло не так, но наш опыт оказался очень позитивным. А еще очень важно, что там в отличие от наших роддомов молодой матери не говорят: «Вы полежите, отдохните, мы за вас сами все сделаем», а учат все делать самостоятельно. Выписываясь из роддома, Лена уже прекрасно справлялась со всем сама.
Родзал госпиталя принцессы Грейс. Звезды и даже принцесса Шарлотта Казираги рожали здесь, думаю в статье тоже эта больница фигурирует
Лена: И восстановительный процесс после родов был очень быстрым, незаметным и приятным – уже через три дня я себя прекрасно чувствовала, а через две недели вообще забыла о том, что была какая-то медицинская процедура.
Вам, кроме мамы, кто-то помогает с Йозефом?
Ян: Еще в ноябре мы забронировали великую французскую няню, которая нянчила в том числе и детей Филиппа Старка. Она работает с детьми до трех месяцев. Стоит как паровоз, дает райдер на сто пунктов, из которого совершенно непонятно, что именно необходимо ей, а что ребенку. Коровье молоко, например, она не пьет – только козье. И сыр ест тоже только козий, и без кролика не обойтись.
Лена: До родов она присылала Янику свои фотографии, чтобы мы знали, как она выглядит, и мы шутили, что это няня для Яника, а не для Йозефа – ведь она даже по-английски не говорит. В итоге мне с ней приходилось объясняться через Google Translate.
Ян: Но самое главное, что прекрасна эта няня оказалась исключительно для тех родителей, которые хотят отдать ребенка на аутсорсинг и особенно его не видеть.
Лена: Йозеф должен был спать у нее в комнате, а нам она готова была его отдать на пару минут красиво одетого, чтобы мы могли с ним сфотографироваться. В общем, через два дня Ян сказал: «Мадам, боюсь мы не сработаемся». И мы ее отправили и не жалеем – мы прекрасно справляемся сами. К тому же я не считаю, что с точки зрения развития няня может дать Йозефу больше, чем мы.
А как насчет путешествий на самолете?
Ян: Самое страшное – количество вещей, которые сопровождают ребенка. Это за гранью разумного. Кроватки, лаунджи, джимы, коляски простые, коляски складные для поездок, ванночка… Дальше начинаются бутылочки: серум для глаз, серум для носа, розовая вода, вода от коликов – французская, русская, американская. Работает, правда, только французская. В общем, я перевез в Москву 170 кг до нашего возвращения и еще чуть больше ста мы привезли с собой.
У вас уже есть какие-то лайфхаки для путешествия с ребенком на самолете?
Лена: Обязательно нужен слинг!
Ян: У нас есть близкие друзья, он – крупнейший в Эквадоре производитель роз, она журналист, пишет про путешествия с детьми. И мы внимательно изучаем их блог – там очень подробно описано, как сделать путешествие с детьми комфортным для себя, для детей и, что немаловажно, для других пассажиров. Например, за два дня до перелета надо перестать давать ребенку сахар, чтобы он не был гиперактивен и не кричал.